Любовь

Я выхожу из дома, забыв выключить роутер, захлопываю голубую железную дверь и «козлом» скачу по лестнице. Закуриваю на уровне второго этажа, правым плечом толкаю дверь и редкий гость - Солнце - со всей силы бьет мне в глаза.

Я поднимаю с асфальта мятую банку «Невского» - такую, знаете, желтую, и несу ее до ближайшей урны. Мне хорошо, я немного пою, пытаясь попасть в ноту, но это очень сложно: у моей любимой Оли Арефьевой очень уж высокий голос.

Я толкаю перед собой старый красный велик, купленный через ЖЖ за две тысячи рублей. Нет, я могу купить и за двадцать две, но тут воруют, знаете ли. Уже два велика за один сезон ушли, вот я и решил больше не инвестировать в жуликов. А этот - за две тысячи - я могу даже не привязывать, такой он страшный на вид. И называется под стать: Pilot Castello. Один из прежних владельцев довольно предсказуемо пошутил - переправил C на G. Самое то название для велосипеда.

Через пять минут я буду на работе, а потом, после девяти вечера, стану крутить педали по Крестовскому, презрев гаишников и владельцев моей конторы - они платят мне неплохую зарплату, но очень боятся кого-то: живут вот за этим нереальным забором. Живут в окружении угрюмых вооруженных охранников. Я думаю, им плохо живется. А мне - хорошо.

Ехать на велике по Чкаловскому с плеером в ушах - опасное дело, но я умею, я привык. Зимой тут падают сосули и куски культурного наследия, а летом - сносят пешеходов таджики на маршрутках. И расово-верные ингерманладцы тоже сносят, что уж. Я ж не расист какой. Все сносят. А я их всех люблю.

Солнце продолжает бить, а я - еду. Это восхитительно, знаете ли.

Я живу в лучшем городе Земли. Только тут на вопрос «как пройти туда-то» могут так вежливо послать на три буквы. Так вежливо, что даже и не знаешь - как реагировать. Только тут грязный бомж в скверике может подойти и сказать: «Простите меня великодушно, не могли бы вы не выкидывать бутылочку потом? Премного благодарен, извините, что потревожил!» Только тут на федеральном телевидении водитель может оказаться от выезда - очень далеко. Только тут заведующая детским садиком может запросто позвонить мне днем и спросить: а могу ли я вот прямо немедленно прислать съемочную группу в Колпино, где у ее дочки течет потолок, а милиция не реагирует. Только тут женщины отдаются тебе по доброй воле потому, что ты сказал им доброе слово накануне и уже забыл об этом. И этой же пьяной ночью, кусая тебя за плечо, они кричат о любви. Только тут, имея 100 рублей в кармане (или не имея денег вовсе) ты можешь напиться до потери сознания в самом дорого ресторане, а наутро, проснувшись, найдешь в кармане 200 долларов. Это Питер, мой друг. Город, который входит в тебя в первую неделю жизни жестко, без смазки и предварительных ласк, входит, словно насильник, Сосновский маньяк. А потом, если ты не закричишь от боли, а стиснешь зубы, подарит тебе незабываемый экстаз. Это - Питер. Ленинград. Петербург, Петроградище, как пел музыкант Юра (да забудется его имя в Кремле и в веках).

Город, в котором почти круглый год нет солнца (зато сегодня оно так и бьет!), город, в котором всегда холодно, и люди очень одинокие. Они все время безрезультатно ищут спасения, но спасения нет, не будет никогда, и приходится все время пить водку, а потом заниматься сексом с другими одиночками, а потом - снова пить водку.

Алкоголь, секс, длинные бесцельные прогулки в рабочее время и бесконечные разговоры ни о чем длинными ночами. Больше делать в Петербурге нечего. Да никто, собственно, и не делает больше ничего.

Я тоже становлюсь похожим на этих одиноких людей: я могу часами бродить по узким улицам, трогать рукой старые шершавые стены, запрокидывать голову и кружиться на одном месте во грязном дворе-колодце на Зверинской, сидеть ночью на пляже Петропавловки, кидать в серую злую воду мелкие камушки. Еще мне нравится приходить в зоопарк, где я знаю всех зверюг в морды и по именам. И еще есть мороженое. И, конечно, шаверму из котиков: глотать её, горячую, обжигающую, чтобы чесночный жирный соус капал на дорогую замшевую куртку. Никакая химчистка не поможет, но мне без разницы.

А еще иной раз бывает, что поезд в метро заговорит голосом комментатора Орлова, пьяный артист Боярский высунется из окна своего дома - в зенитовском шарфике и черной шляпе - помашет проплывающим мимо на пароходике туристам, да и закричит весело, как дворовый хулиган: «Канальи!!!» Зайдешь в рюмочную на Шамшева (ах, черт, ее ж закрыли), а там известный писатель. Заскочишь после работы в хозяйственный за туалетной бумагой, а там Кирилл Набутов покупает ёлочные гирлянды. Сядешь в кафе на Просвещения, посмотришь нескромно на незнакомую девушку, а через 15 минут в районе «Автово» какие-то люди уже обсуждают твое непристойное поведение.

«Город, которого нет», - поёт похожий на пуделя артист Корнелюк. Как же так, как же его нет? Ведь я живу в нем, я люблю его отныне и навсегда, кажется, что не было у меня другой жизни, кажется, что Москва - это один кошмарный сон, пролетевший без остатка, почти забытый после того, как накануне утром меня умыл холодный дождь на Садовой. Хорошо еще, что дождь, - в этом городе люди заживо варятся в кипятке, прямо в центре, среди всего этого восхитительного культурного наследия, которое держится лишь на честном слове Валентины Ивановны. А мне, вы не поверите, и это нравится. Если случится однажды чудо, если пришлют в Петербург другого градоначальника, который все тут починит, почистит, помоет, заменит трубы и выбитые стекла, расселит коммуналки - в этот день умрет город. Закроет глаза и уснет, чтобы не просыпаться больше уже никогда. Умрет от страшной, неизбывной тоски - тоски, которую не понять и не объяснить.

Но я и тогда не перестану любить тебя, Петроградище, поверь мне. Ты останешься со мной навсегда - такой, каким я знал тебя, каким знаю сейчас.

Я просыпаюсь от холода и ищу одеяло. Всегда холодно в этом городе. Или... Черт, где я? Почему я вижу из окна горы и море? Где мои зимние шапки (5 штук), где кожаные штаны, где скинхедские «гриндера»? Кто так поступил со мной, кто обманул меня? Зачем я оставил тебя, Петербург? Ты же простишь меня, правда? Я обязательно вернусь. И мы все начнем заново. Ты опять подкрадешься ко мне Сосновским маньяком, а я опять расслаблюсь и получу удовольствие. Я ведь все знаю. И ты знаешь. Спасибо тебе за то, что ты есть. Потому, что я люблю тебя.