Главное сегодня

28/03/2024 ВСЕ НОВОСТИ
14.10.12 21:35
| Просмотров: 336 |

Приближаясь к народоправству

Владимир Соловейчик

Есть в русском языке такое явление, как магия звучания тех или иных слов. Никто не знает в точности, почему те или иные сочетания букв вызывают у читателя или слушателя трепетное ощущение, желание вникнуть в суть описываемого явления, приобщиться к сокровенному, запечатленному словом знанию. Среди таких слов – старинное, издревле идущее «народоправство», то есть, говоря современно, совместное управление людьми общественными процессами.

Вспомним свидетельство византийского историка Прокопия Кесарийского: «Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и потому у них счастье и несчастье в жизни считается общим делом». С той поры минули века, на бывших землях славян и антов воцарились самодержавие и крепостничество, но мечта хоть как-то ограничить произвол, чтобы постепенно вернуться к «золотому веку» человеческой цивилизации, не исчезала. Одна из подобных, исходя из условий своего времени, конечно же, весьма робких, попыток была предпринята в нашей стране два с половиною века тому назад. 

Летом 1762 года низложением Петра III и восшествием на престол его волевой супруги Екатерины II в истории русского «блистательного Осьмнадцатого столетия» завершилась череда дворцовых переворотов. Одним из руководителей последнего, удавшегося, ставшего началом «взлета екатерининских орлов», был граф Никита Иванович Панин, воспитатель наследника престола и вице-канцлер, то есть фактический руководитель внешней политики, Российской Империи. Через пару недель после успешной смены верховной власти Никита Иванович поднес молодой императрице, увлеченной романом с гвардейским офицером Григорием Орловым, конституционный проект, ограничивающий прерогативы абсолютной монархии на европейский манер. 

Во введении к проекту граф Панин дал резкую критику господствовавшего в управлении произвола, довольно ярко описав, как «в производстве дел всегда действовала более сила персон, чем власть мест государственных». С полным знанием дела сиятельный сибарит и дамский угодник показал, как «временщики, куртизаны и ласкатели» превратили государство в «гнездо своим прихотям», в котором «каждый по произволу и по кредиту интриг хватал и присваивал себе государственные дела». Разумеется, не ради интересов страны, но лишь сугубо в целях «лихоимства и распутства в имениях и сердцах». Образная картина «расхищения, роскоши, мотовства» послужила опытному придворному в качестве обоснования предполагаемой реформы государственного управления. Граф Панин предложил ни много, ни мало, как ограничить самодержавие. Ограничить посредством создания особого органа контроля за властью монарха в лице Императорского Совета из 6-8 должностных лиц, коллегиально руководящих четырьмя департаментами – иностранных, внутренних, военных и морских дел. Все бумаги, который требовали бы подписи государя, должны были, по мысли Панина, пройти через Императорский Совет и получить положительное заключение его членов. Планировалась Паниным и реформа Правительствующего Сената. Сенат конституционный проект Панина наделял правом «иметь свободность представлять на Высочайшие повеления» критику тех или иных действий и распоряжений монарха или Императорского Совета, «если они могут утеснять наши государственные законы или народа нашего благосостояние».

К концу августа 1762 года казалось, что панинский проект, вызвавший опасения со стороны всех лиц, от которых Екатерина II потребовала отзыв на инициативу вице-канцлера, всё-таки будет утвержден. Тогда же был возвращен из долголетней опалы бывший канцлер Алексей Петрович Бестужев. В рукописи Манифеста о даровании милости последнему, по данным известного отечественного историка Н.Я. Эйдельмана, прямо было указано, что Бестужев станет «первым членом вновь учреждаемого при дворе Императорского Совета». Однако в печатный вариант Манифеста эти строки не попали. Сам же искушенный придворный интриган в противовес в противовес конституционным мечтаниям Панина выдвинул свою идею – по тогдашним временам не менее оригинальную. Алексей Петрович предложил присвоить Екатерине II титул «Матери Отечества» и немедля окрутить её с Григорием Орловым. Императрица колебалась: как бы ни был хорош в постели и горяч в бою Григорий Григорьевич, но видеть его в качестве новоявленного «Отца Отечества» дворянство служивое и провинциальное – опора престола! – никак не желало. Да и императорский титул выглядел куда как привычнее, надежнее и солиднее…

28 декабря 1762 года Екатерина II подписала конституционный проект Никиты Панина. Но затем, по совету придворных, видевших в ограничении власти монарха угрозу крепостническим устоям, и уступая горячим просьбам несостоявшегося «Отца Отечества», подпись свою надорвала. Манифест так и не вступил в силу. Путь «уговоров милостивой государыни» к народоправству страну не приблизил. Лучшая часть русского образованного общества медленно, но верно поворачивала на путь революционной борьбы с сословной монархии. На первых порах в форме военного заговора декабристов. Ибо «народ российский не есть принадлежность какого-либо лица или семейства. Напротив того, правительство есть принадлежность народа, и оно учреждено для блага народного, а не народ существует для блага правительства». Между чеканными фразами и полковника Пестеля и конституционными проектами вице-канцлера Панина пролегло почти шесть десятилетий.

В нашей стране почти всё совершается небыстро. Но уж, коли происходит, то основательно, последовательно, до конца, по полной программе. Мечта Павла Ивановича Пестеля сбылась через 91 год после его казни…