Главное сегодня

29/03/2024 ВСЕ НОВОСТИ
25.08.12 05:15
| Просмотров: 513 |

Кругом страх

Павел Смоляк

Приговор панк-группе Pussy Riot, вынесенный неделю назад малоприметной судьей Сыровой, вряд ли станет заключительной частью в трагической эпопее, получившей международный интерес. Одна из осужденных девушек в записке рассказала, как после оглашения приговора их везли обратно в СИЗО: по специальной полосе, до этого коридор из ОМОНа, служебные овчарки и другие атрибуты «правового государства». «Бросить на трех девушек такой ресурс означает только одно — страх», - кончает она.

Иначе не объяснить. Страх – один из элементов, составляющих российскую действительность. Нецивилизованную, средневековую, пещерную. Чего только стоят кадры суда над террористом Андерсом Брейвиком, - молодой человек, убивший 77 человек, пытается доказать свою невиновность в просторном зале, не обремененный наручниками и проволоками решетки. Норвегия, пережившая, наверное, самую жуткую трагедию последних лет, испытавшая неведомый миллионам страх, от страсти ужаса немедленно отказалась, чтобы самой не превратиться в «тамплиера». Как у нас, в России – известно: наручники на тоненьких женских запястьях, перемещение только в границах душного «аквариума», по периметру камеры вооруженные люди – тяжесть преступления не имеет значения.

Атрибуты, угодно - символы суда важнее самого судилища. Ступив в любой зал судебного заседания, отмечаешь, правосудием тут и не пахло. В ноздри пробирается зловоние несправедливости. Подозреваемый, вчера еще свободный человек и, быть может, не натворивший ничего ужасного, попав в клетку, априори виноват. Сорок девятая статья Конституции никого не волнует, у судьи отдельный закон и понимание его применения. Наделенный силой, внушая страх, «от имени Российской Федерации» человечек в темной мантии решением за решением крепит фундамент пугающего зла. К месту повторить слоган Франсиско Франко: «своим все, врагам – по закону», но и так, «по закону», не всегда получается.

Власть устрашает арестами, заключением в следственный изолятор и последующим разбирательством в послушном суде. По телевидению откровенно говорят, любой средней руки полицейский может, кого угодно засадить на пятнадцать суток, подкинуть наркотики, проще – напакостить, наветом поломать жизнь.

Заслуженная неприкосновенность от беспредела испарилась вместе с величием страны. Люмпены, чей голос звучит громче остальных последние сто лет, затмевая басы (по выражению Даниила Гранина) «его величества рабочего класса», с удовольствием измываются над чемпионом мира по шахматам, - тем, кем еще несколько лет назад гордилась страна; чиновники, разбивая в кровь ладоши, гудели: «мы первые!». Концепция изменилась: écrasez l'infâme.

Сколько гадали, зачем на каждую акцию оппозиции созывают сотни, а то и тысячи сотрудников специальных ведомств, солдат внутренних войск – не митинг, внешне – военная операция. «Они нас боятся», - говорили оппозиционеры, в ответ – смешки: вас? И надо бы гордо сказать «да», но на лице красный цвет смущения, самим митингующим, тридцати хилым очкарикам, не верится, что по их души «боевые действия». А ведь – да.

Власть боится потерять власть. Власть чрезвычайно слаба, подтверждением коему тезису служит хотя бы клоунское правление третьего президента России Дмитрия Медведева. «С приходом Медведева слабость вышла наружу», - сказал однажды зоркий Глеб Павловский. Переняв бразды правления, Путин ничего не изменил, обернувшись назад, он поступил бы также.

Владимир Путин с самого начал провозгласил правило: переговоров с террористами мы, то есть они не ведем. Правило нарушалось, и не раз («Норд-Ост», Беслан), но не властью, которая не в состоянии вести диалога, предпочитая силу, запугивания, всеобщий страх. Не может быть, что приближенные к владыке кремлевскому и церковному не понимают, что всякий страх – за жизнь, за семью, за собственность, ect. – перестает давить, когда перед человеком не остается выбора. Убедившись, что в суде не найти правды, при отсутствии справедливости и честности, лживые утверждения о «правовом государстве» заставляют человека (группы людей – Манежка и ей подобные) действовать самостоятельно, установив свои правила, сиречь провозгласив свое государство в государстве.

На страхе смерти, более – на страхе жизни после смерти держится сакральная идея церкви, находящейся вопреки закону вместе с властью, а не отдельно от нее. Было бы глупо надеяться, что б отдельные попы и вся русская православная церковь вдруг подчиняться какой-то Конституции. «Народ не верит бумажке, ему нужен человек», - совсем недавно объявил новый аналитики и духовный наставник «Правого дела» Иван Охлобыстин.

Страх порождает недоверие, которое, в свою очередь, ведет к одиночеству, граничащему с невежеством. Отсюда отвечающие интересам зоологов набеги охранников ХХС на москвичей, пришедших к храму со словами «блаженны милостивые». Злость, порожденная страхом, отсутствие армии образованных пастырей, ослабевает церковь, а вместе с ней государство. И вся атрибутика вроде собак на поводках, ударов без причин, перекрывания дорог и «профилактических» суток ареста перестает иметь смысл. Она просто-напросто исчезает, как пропал главный церковный принцип: православные (и власть) отучились прощать . К месту вспомнить Александра Грина, в одном из моментов писатель, перечисляя чудеса в «Алых парусах», кроме веселья и улыбки, назвал выдумкой (чудес же не бывает) прощение.

Наверное, никакого прощения не существовало вовсе. Все выдумки. Такие же продаваемые фантазии как басни о жизни после смерти. Ведь если торговать враньем или неведением (так церкви будет приятней), то ложь, точно стальной щит, не должна пропустить не единого ростка правды. Правда – прежде всего, свобода, свободомыслие, право называть вещи своими именами – первый страх кремлевских властолюбцев.