Разум против варварства

В последние несколько лет, после кончины патриарха Московского и Всея Руси Алексия II и приходом на это место Кирилла (в миру – гражданина Владимира Михайловича Гундяева), мы наблюдаем невиданную экспансию иерархов Русской православной церкви (РПЦ) в сферы образования, массовых коммуникаций, культуры, социальных отношений. Похоже, новый руководитель РПЦ всерьез вознамерился превратить свое ведомство в ведущую структуру отечественной политической жизни, определяющей духовную жизнь нашего общества и существенно влияющей на частную жизнь русских людей.

При этом патриарх Гундяев, активно разъезжая по стране и миру, не брезгует высказываться на самые разные темы и совершать разного рода символические жесты. Видимо, всерьез полагая себя прямым наследником московских митрополитов, выступавших арбитрами в спорах между князьями лет, патриарха Никона, одолевшего раскольников и одного из первых мастеров русского литературного слова Аввакума. Видя в качестве промежуточной инстанции всякого рода «новомученников и исповедников российских», то бишь черносотенцев, белогвардейцев и прочих врагов трудового народа, многие из которых получили по заслугам, а ныне являются объектом культового поклонения и чуть ли не возведения в новоявленные «святые».

Безусловно, эта линия проявлялась в среде иерархов РПЦ и до интронизации Кирилла в январе 2009 года. Хотя и не в столь явных и вызывающих формах. Покойный патриарх Алексий II вел себя, если можно так выразиться, более эстетично и старался резкими политическими и идеологическими заявлениями не брать излишней ответственности ни на себя, ни на РПЦ. Памятуя, видимо, стоившую ему многих душевных сил и здоровья попытку остановить кровопролитие в Москве осенью 1993 года. Не то – патриарх Гундяев. Его отношение к большевизму как течению русской общественной мысли, к социалистической революции и Советской власти имеет, помимо причин сугубо идеологических, и вполне весомую личную мотивацию. За контрреволюционную антисоветскую агитацию не один год пробыл в лагерях его дед. Да и сам г-н Гундяев, думается, провел до 1991 года не одну бессонную ночь в ожидании вполне возможного наказания – благо статей в УК РСФСР имелось немало, и не только за антисоветскую агитацию… Теперь же, в капиталистической России, мстит за свой прежний страх и сводит счеты с Октябрьской революцией, тщетно пытаясь искоренить ее наследие из памяти и жизни народной.

В конце августа прошлого года г-н Гундяев изволил посетить отдаленные регионы страны. В столице Восточной Сибири не прошел мимо памятника расстрелянному по приговору Иркутского Совета палачу Колчаку, а на Колыме – памятника жертвам политическим репрессий. При этом патриарха Гундяева потянуло на обобщения: «В этом месте за религиозные убеждения пострадало очень много людей. В каком-то смысле это один из общероссийских жертвенников… В каком-то смысле Колыма — это один большой антиминс, один большой престол, так много людей здесь пострадало и погибло за веру». Правда, если ознакомиться с ныне рассекреченными и опубликованными архивными документами, то получается, что очень многие «пострадавшие и погибшие за веру» попали в «ежовые рукавицы» органов государственной безопасности Союза ССР за хранение оружия и взрывчатых веществ, создание нелегальных террористических групп и подготовку вооруженного мятежа...

Впрочем, помимо большевиков и их предшественников в лице русских революционеров-демократов, есть у г-на Гундяева еще один злейший враг, с которым он не раз пытался заочно полемизировать – умерший в 1784 году великий французский просветитель и один из создателей современной французской литературы Дени Дидро, по определению Герцена, «глубокомысленнейший из всех энциклопедистов». Философ, отнесенный Лениным к числу «великих материалистов».

Почти два года тому назад г-н Гундяев объявил чуть ли не «крестовый поход» против идейного наследия этого выдающегося мыслителя, обаятельного, любившего жизнь во всей полноте человеческого счастья: «мнение Дидро было не более чем прекраснодушным взглядом на человека, который приходит в мир якобы святым. А отсюда следовало очень простое заключение: ничего не нужно делать, не мешайте человеку быть свободным – он сам свободно разовьет свой потенциал; снимите все табу, все ограничения, в том числе религиозные. Нередко религиозные ограничения связывали с таким понятием, как тирания… сам факт существования христианской морали стал восприниматься как некая тирания над личностью». Оказывается, «когда Дидро говорил о том, что человек рождается светлым и святым, он имел в виду чисто физическое рождение человека, но он упускал из вида наследственную передачу греха. Греховность присутствует в природе человека…»

Застарелый, неизбывный страх российской буржуазии и тесно связанной с ней бюрократии – страх перед ростом гражданской активности и, как следствием этого, новой социальной революцией – проглядывает в каждом слове спичей патриарха Гундяева о «христианской морали» и «пользе молитвы»: «Современный человек нуждается в молитве, может быть, сильнее, чем предшествующие поколения. Именно для того, чтобы уравновесить обрушивающиеся на человека проблемы и конфликты внутренней духовной силой, и нужна помощь Божия. Человек вообще не может жить без Божией помощи». Сами со своими проблемами люди, конечно же, справиться не в состоянии…

Агрессивное навязывание гражданам социальной пассивности, невежества и иррационализма давно стало официальной политикой нынешней российской власти и верно обслуживающих ее интересы церковных верхов. Только вряд ли получится. Как учит история, прогресс не остановить. Разум обязательно победит варварство. Так было в истории – так и будет в современной России. Человечеству трудно смириться с попытками временщиков вновь загнать его в стойло застарелых предрассудков.