Главное сегодня

28/03/2024 ВСЕ НОВОСТИ
08.11.10 10:45
| Просмотров: 248 |

Крепостной соцреализм без идеологической обертки

Андрей Рудалев

Портрет главной актрисы страны Любови Орловой фотокарточкой в салоне полуторки, которая несется по полю в крепость. Потом в церкви-клубе кинолента любимейшая «Цирк» с той же Орловой. Лента вдруг рвется и темный зал. Эта классическая советская картина важна. Она знак преемственности, и она обрывается, чтобы приклеить к ней новое кино.

Ночь. Утро. И уже новое «кино», и каждый стал его актером. Вначале молодой парень киномеханик простой трусоватый привез в крепость коробки с фильмом. Потом новые режиссеры ему вручили каску, чтобы наполнил ее звездочками от убитых. Малодушный он начал отрывать, собирать, пока не увидел тело своей «Любви»... Граната в каску, улыбка, кино закончилось, взрыв.

Кино закончилось сброшенной многотонной бомбой на крепость. Гибелью, сдачей оставшихся бойцов. А перед этим была улыбка. Улыбка, уходившей из крепости дочки лейтенанта Кижеватова Ани. Застывшая, прощальная, одиночная. Фотокарточкой отпечатанная в сознании.

Перед этим была другая фотокарточка. Общая, семейная. Другие улыбки, другое кино... Эта семейная фотография, забрызганная кровью, последнее, что видел Кижеватов перед смертью.

Кино закончилось часами, которые замерли порванной кинопленкой, застывшим фотокадром. Остановившееся время знаменует смерть, в воронку которой стягивается все пространство крепости.
В том первом кино в магазин завезли холодную минералку, офицер в выходной день покупал себе пару бутылок пива. Звучит музыка. В другом – водопровод отравлен бензином, а на пути к речной воде – неумолимая огненная смерть. Звук – также погибель.

Со взрывами и выстрелами все разорваны. Хаос, преодоление паники. Бойцы бьются несколькими изолированными группами, семьи растеряны, потеряны, убиты. С затишьем люди движутся друг к другу, начинают говорить, думать о родных. В финале от взрыва главный герой мальчик-трубач Сашка Акимов, который и явился рассказчиком всей этой крепостной истории, потерял слух и это очень символично. Он, как сказано в фильме, фартовый.

Фильм упрекают в смаковании кровавостей, которые, становясь самодостаточными, хаотично разрывают фильм на эпизоды. Практически из невзоровского «Чистилища», выехавший танк, который вырулил в ворота крепости и проехался по многочисленным телам убитых, оставляя кровавый след. Маленькая девочка, плачущая у тела матери и танк, идущий на нее. Изуродованные людские тела, обильно разбросанные, в крепостном чреве...

Критики сетуют, что в этих кровавостях авторы картины забыли рассказать о причинах тяжелых провалов в первые дни войны. Многим хочется анализа причин, пущей содержательности. Опять же, почему энкавэдэшник Вайнштейн добродушен, зажигательно пляшет и героичен? Не укладывается в штамп последних времен... Герои же картины практически не рассуждают, лишь ждут утра будущего дня с твердой уверенностью, что обязательно прибудет спасение. Весточка появилась белым самолетом, который красиво кружил, пока его не сожгли черные с крестами стервятники. Надежда закончилась, осталось лишь стремление выйти за пределы любой ценой на встречу огненному вихрю.

В фильме силятся найти идеологию и, странное дело, ее там не получается найти. Нет идеологии, только взрывы, боль, стоны, плач, кровавая грязь, смерть. Может быть, только финальное известие о советских лагерях для майора Петра Гаврилова, будущего героя СССР можно воспринимать за «идеологическое». Лагерей таких у него в реальности не было. Необходимый штрих: энкавэдэшник может быть добрый, но вот лагерей для бывших пленных сложно избежать, как и первоначальное пресечение слухов о скорой войне. Это вроде как безусловные атрибуты...

Соблазны рассуждать в идеологическом ключе отсечены крепостной стеной, внутри которой только люди, которые хотят только одного: выжить, покинуть пределы крепости, ставшей мишенью для летящей смерти. Место действия практически полностью ограничено стеной, за исключением двух эпизодов со станцией: люди, штурмующие поезда и пытающиеся уехать, и уже с сумерками – немецкий диверсионный отряд в советской форме, выгружающийся из вагона.

В одном из интервью режиссер картины Александр Котт сказал, что он «поклонник советских военных фильмов», в которых «герои были монолитными, как камень. Без второго плана. Все происходит здесь и сейчас. Есть я, есть враг. Все». Собственно, все так и в «Брестской крепости». Котт ратует за возвращение соцреализма, который получился без идеологических штампов. Вот и фильм российско-беларусский – советский. И это не плохо. Интерес к реализму, в котором важная составляющая - советский период истории страны, сейчас идет по все фронтам. В одном из интервью по поводу написанной биографии советского классика Леонида Леонова писатель Захар Прилепин отметил, что «надо выходить из этих никчёмных градаций советский-антисоветский, они уже ничего не объясняют». Когда преодолеваются эти градации, идеологические штампы получается ясная и понятная история.

В целом фильм – удача, как говорят «старательный». Удача не с точки зрения художественной, но как изложение истории. Эта удача в основном продиктована отличной возможностью говорить о войне без пафосного победного придыхания, но и без язвительного смакования неудачного начала войны, вычленения чудовищных проявления сталинщины и упреков в огромных жертвах. Возможностью, когда о войне можно рассказать словами ребенка-участника тех событий, но без лакомых фэнтезийных элементов в стиле «Сволочи». Без всего этого получается «обыкновенная война», самая страшная в истории человечества. В замкнутом пространстве крепости она прошлась по всем от стариков до детей. И без какой-либо идеологии, которая осталась где-то там за пределами этого мира, в том прошлом фильме, в котором добродушный энкавэдэшник дружески допрашивал майора по поводу его панических разговорах о скором начале войны и соглашался с ним.

Когда пошли титры, парень сидевший рядом со мной в зале, вытирал слезы. Зрители выходили хмурые, многие опускали головы. Значит картина удалась.

Такое вот кино привезли...