Главное сегодня

29/03/2024 ВСЕ НОВОСТИ
30.07.10 14:15
| Просмотров: 369 |

Природно-несогласный

Павел Смоляк

Павел Смоляк продолжает серию очерков о заметных молодых людях Санкт-Петербурга. Рассказав о вдохновителе автобуса с изображением Сталина Викторе Логинове, о скандальном председателе избирательной комиссии в «Автово» Анастасии Шубиной, выбор любителя человеческих душ пал на активиста нового движения «Солидарность» Сергея Кузина.

Сергей выругался и отбросил лист ватмана в сторону. Распрямился. Пятнадцать минут потрачены зря, плакат в защиту Сергея Мохнаткина показался Кузину плохо нарисованным. Еще какой-то час назад мы вместе бродили по канцелярским магазинам, выискивали бумагу, краски. И тогда я думал, как это сложно быть оппозиционером, ходить по жаре, заглядывать в магазины с тощими неприятными лицами продавщиц, но сейчас, глядя на вполне ровные буквы, мне еще хуже. С Кузиным я попал, этот не остановится, пока не сделает так, что ни одна сволочь не придерется, пускай это будет бизнес-проект дела с оборотом в тридцать миллионов или плакат для митинга.

Сергей Кузин участник оппозиционного демократического движения «Солидарность». Его даже избрали в координационный совет движения в Петербурге. «Солидарность» - движение так себе, у организации, претендующей на власть в стране, нет собственного помещения, поэтому ютимся в чужом, абсолютно пустом офисе. Кроме нас в далекой комнате сидит мрачный человек. Впустив Кузина и меня, поинтересовался, когда митинг, и ушел к себе в комнату. Зачем-то показал мозолистые руки и ушел в категоричном молчании.

Рисовать плакат - занятие вроде бы простое, ан нет, Кузин докажет любому, что ко всякому делу нужно подходить со специальными знаниями. Тут не просто бумага и краски, у Сергея своя техника. Кто-то просто берет фломастер и рисует нужные буквы. Кузин не из этих, легкие пути для неудачников. Сергей сначала рисует эскиз на бумаге, высчитывает линейкой расстояние между буквами. Долго приглядывается, прежде чем начать. За политикой Кузин наблюдал ровно также: сначала издалека, а потом окунулся с полной головой.

Наблюдаю за мимикой Сергея. На нос просятся очки, губы сомкнуты и в улыбке. Добродушно-серьезный человек. Кузин удивительно перевоплощается. Он может быть серьезным, но как почует, что можно расслабиться, добреет, - свой в доску парень, и пиджак быстро слетает с мощных плеч. Сергей остается в рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами, меняется тембр голос. Костяшки разбиты. Сергей сбивается на тему ремонта, говорит, что не щадит себя, обустраивая родное жилища, показывает порезы, рассказывая, как и когда злосчастный ремонт их сделал. Я не верю. Кузин внешне производит мрачный вид. Ну кто, скажите, сразу поймет и увидит в человеке под два метра росту доброго и спокойного оппозиционера.

Я помню Сергея Кузина на Первомае два года назад. Эдуард Лимонов, писатель и политик, стоял в колонне, которая вот-вот должна была двинуться через Невский проспект к Пионерской площади. Неизвестный в черном рысью подкрался к пожилому писателю и измазал его лицо фекалиями. Кузин тогда повалил нападающего на асфальт, прижал ногой, нейтрализуя остальные коварные планы. Я прочитал на его лице злость и горечь. Кузин ненавидел парня в черном, но больше – себя; за то, что подпустил мерзавца к Лимонову.

Кузин из немногих, кто служил в армии, и выступает против призыва. Он первым выходит на антиармейские пикеты, у него куча аргументов, почему молодые парни не должны калечить жизнь в армии. Сам он служил в роте почетного караула. Был как раз стык времен. Уходил Ельцин, по всем каналам ТВ раскручивали молодого и дерзкого чекиста Путина. Сергей стоял в карауле на похоронах депутата Новоселова, вспоминает, что именно тогда первый раз услышал о Владимире Владимировиче.

- Прочел книгу Константинова, если я не ошибаюсь, «Коррумпированный Петербург», - рассказывает Сергей, как начал краем глаза следить за политикой. - В ней было описано, чем занимался Новоселов, чем занимался его сын, и не понятно из-за чего он пострадал. В этой книге Константинов упоминает Путина. Я сейчас уже не помню что, сто лет прошло, в каком контексте, но он упоминался, конечно, ни с самой такой приятной стороны.

Когда пришло время голосовать на президентских выборах служивым дали команду, начальник роты сказал: «Мне плевать, за кого вы проголосуете, но вы все должны проголосовать. Задача поставлена такая. Все понятно?»

- За кого ты проголосовал? – я жажду услышать фамилию нынешнего премьера.

- Я проголосовал за Говорухина, режиссера.

- А почему за Говорухина?

- Ну, на самом деле, признаюсь сейчас, конечно, Путин тогда на меня произвел впечатление. А проголосовал за Говорухина, понимая, что Путин будет президентом, ну а Говорухин, на тот момент мне показался очень интересен, и дали знать, конечно, его работы.

Через пять лет Сергея что-то ударило, он сам не может объяснить, как появились мысли о протесте. В 2004 году на президентских выборах он шел голосовать за единственного кандидата от демократов Ирину Хакамаду, проникся в 2005 году бунтами пенсионеров, а к 2007 году созрел для решительных действий. Ему было под тридцать лет, у него была работа, любимая женщина рядом, - Кузин меньше всего похож на тех, кто идет в оппозицию.

Первый «Марш несогласных» Сергей пропустил. Но прочитал все новости, статьи, просмотрел фотографии с мартовского шествия по Невскому проспекту. Я помню все, словно и не было этих трех лет. Я тоже шел по Невскому проспекту в толпе несогласных, рядом вышагивал Гарри Каспаров, впереди всех Сергей Гуляев, куда-то затерялся Михаил Касьянов, но его соратники из РНДС шли подле меня. Кузин вспоминает тот марш, доставшийся ему в легендах, с тоской, больше ничего подобного в городе не повторилось. И второй марш, который прошел в форме митинга на Пионерской площади, Сергея не очень впечатлил, но это была его первая акция, куда он пришел сам, по своей воле, и стоял в людской массе, оставаясь независимым под флагами партии «Яблоко».

- Я понял, что должен обязательно быть там, - вспоминает Сергей свои чувства трехлетней давности. – Там, - говорит про марши, - были такие же люди, как я.

Сергей берет новый ватман. Делает пометки карандашом. Мне больно смотреть, как Кузин тратит время на один плакат. Зачем он ко всему подходит слишком серьезно? Может, живем мы в нормальной стране, а он, Сергей, тридцатилетний парень занимается всякой ерундой. Я думаю рассказать о его ровесниках, которые не ходят на митинги из трех человек, а делают деньги, но не решаюсь, кто знает, что интересует Кузина. Деньги? Вряд ли, они у него есть, а миллионами Сергей не грезит.

Я не раз размышлял над простым вопросом: зачем состоявшиеся парни лезут в политику, тем более в оппозицию, где, ежу понятно, им ничего не светит. Кузин не из тех, кто жаждет славы, а я сам не раз видел, как некоторые особо дурные задергают нос, утвердившись на правах главного в политическом движении из трех человек. Сергей не из тех, кто может предложить идею сродни той, что выдал Эдуард Лимонов – я о «Стратегии-31». В Сергее Кузине редкий ген, заложенной самой природой, он ведь не зря рисует плакат в защиту тезки Мохнаткина, просто он не может стоять в стороне. Не может – и хоть бейте, закрывайте, судите.

После второго «Марша несогласных» в Петербурге Кузин ушел в подполье. Он продолжал читать оппозиционные сайты, следил, что пишу, например, я и рисовал в голове свою карту наступления. Когда пошел слух, что начинает образовываться объединенное демократическое движение, Кузин раздобыл телефон лидера питерского «Яблока» Максима Резника и попросил записать его в движение, ставшее позже известным под названием «Солидарность».

Первый год Сергей Кузин был рядовым участником движения, а на второй год его выдвинули в число руководителей и избрали в состав Координационного совета. В жизни Кузина ничего не изменилось. Разве что теперь он мог поднимать руку, его голос что-то решал, но решения никого не волновали кроме горстки оппозиционеров, которые приходили на собрание и чего-то ждали, пили чай, играли песни на гитаре, вещали второе десятилетие о «демонтаже режима».

- Нужны люди, которые готовы что-то делать, а не просто сидеть и ждать. Нет никаких действий, - жалуется мне Кузин, начинает рассуждать вслух, я вижу, как из слова «Свобода» нарисованы три первые буквы, очень аккуратно. - Сейчас нет такого импульса, который выводит людей на улицу. Акции стали малочисленными, не такими, как в 2007 году.

Я начинаю размыкать губы, хочу спросить Кузина не ошибся ли он дверью, когда пришел в эту «политику», но Сергей опережает меня. У него ловко выходит рисовать плакат и говорить, я смотрю, и может показаться, что Кузин говорит сам с собой. Чертовски увлекает.

- Нет. Я не разочарован, сейчас просто нет такой конъюнктуры, поэтому люди не выходят на улицу. Существуют, конечно, объективные причины. Сильное давление со стороны властей, избиения на мирных митингах, многих это сильно пугает. В обществе присутствует страх, милиция научилась подавлять инакомыслие. Никто не хочет лишний раз схлопотать по почкам.

Кузин готов терпеть. В нем чудесным образом много настоящего русского. Он терпит, он принимает сегодняшнюю данность, однако готов к изменениям, его главная черта – Сергей не топчется на месте и не хочет говорить «за жизнь». Я вижу его горящие глаза, когда идет речь о митингах, маршах. Кузин рвется не пошагать и покричать известные лозунги, он реально верит, что если завтра на улицу выйдет 100 000 человек в России наступит процветание и свобода. А чтобы вышли 100 000, для начала должны выйти 10 000, а чтобы вышел «жалкий» десяток, выходит он и его соратники – горстка меньше тысячи, но их когда-то было то ли 3 000, то ли 5 000 – политическая математика для Кати Гордон.

Плакат почти готов. Получилось здорово, я ликую вместе с Кузиным, невзначай вспоминаю драму Сергея Мохнаткина, на всякий случай спрашиваю питерского оппозиционера:

- Ты бы на месте Мохнаткина вступился за ту старушку? – произнес вопрос с каменным лицом, придавая голосу сталь серьезности.

Кузин поймал вопрос, но молчит, думает, отвлекся от рисования, почесал подбородок и поправил очки. Отвечает философски:

- Я думаю, что вступился, четко отдавая себе отчет, что иной раз совершаешь такие вещи, которые не стоило бы совершать. Здесь точно – вступился.

Стараюсь поверить Кузину. У меня нет причин ему не верить, хотя как мы поведем себя в той или иной ситуации, никто не знает. Я как-то спросил журналиста Невзорова: «А вы бы могли убить»? «А вы?» - ответил он мне. Смог бы я на месте Мохнаткина вцепиться в свинцового омоновца и отбить щуплую старушку, которую волокли по асфальту? Я не из героев, и все мы такие, пройдем мимо или вообще не попремся на Триумфальную площадь в Москве бороться за свободу собраний. Это удел совершенно святых людей – вот таких Кузиных, у которых в жизни есть все: отдыхай, брат, наслаждайся, а он все никак не может забыть, что за углом творится несправедливость. Это точно природное, на героев не учат.

- Мохнаткин – герой?

- Да нет, я не стал бы возводить его в ранг героя. Он поступил так, как должен был поступить.

Плакат готов, завтра митинг. Сергей любуется собственным творением. Наконец-то у него получилось задуманное. «Свободу Сергею Мохнаткину!» - читаю я. Подхожу и беру плакат в руки.

- Как, мне идет?

Сергей морщится. У него меняется лицо, так бывает, когда детки берут в храме свечки и начинают с ними играть, а взрослые тетеньки не выдерживают святотатства и начинают шипеть. Также шипит Кузин, и мне приходится положить плакат на место. Сергей удовлетворенно откупоривает банку с пивом.

На следующий день стою в зеленом садике Чернышевского. Много милиции, собираются люди с флагами. Флагов больше людей, в воздухе реют полотнища с разными названиями и изображениями. Я иду на оранжевый флаг, на котором написано «Солидарность», Сергей должен быть там. Долго перематываю лица оппозиционеров. Утыкаюсь взглядом в пожилую женщину. На ней надеты синие трусы и белая майка, в подобной экипировке передвигались по пыльным улицам городка беглые заключенные в комедии «Джентльмены удачи». Сергея нет. Беру трубку.

- Сергей, - говорю, - ты где?

Кузин натужно скрипит.

- Я повредил ногу, извини, сегодня дома.

Мне почему-то обидно, что никто не увидит плакат, который рисовал Кузин, его никто не принес, хотя оставили его в офисе политических друзей Сергея. Люди берут в руки блеклые, невзрачные листы бумаги. Я прищуриваюсь, чтобы прочитать лозунги. Они не пестрят разнообразием. Начинается митинг. Оппозиционеры друг за другом говорят речи. Был бы Сергей Кузин, сказал свое слово, но он повредил ногу – и я ему снова верю, и верю в то, что подлость жизни сильнее нас. Иногда мы болеем, а иногда совершаем поступки, о которых иные могут только мечтать.

Прощаясь с Сергеем, спросил его:

- Ты доволен своей жизнью?

- В принципе, нормально, - был его ответ.

В тот момент меня взяла завить. А кто из нас может сказать о своей жизни: «В принципе, нормально»? Вот у меня все плохо. Счастливы только дураки, а нормально – надо заслужить.