Ангел Лера

В Москве на 65-м году жизни скончалась Валерия Новодворская. Политик, диссидент, правозащитник, публицист, литератор…

Валерия Новодворская ушла быстро. В субботу утром ей стало плохо. Быстрая госпитализация в московскую клинику. Три часа врачи бились за жизнь Валерии Ильиничны, но не смогли помочь.

Валерии Ильиничне Новодворской было всего 64 года – плевый возраст для русской женщины.

Она называла себя «человеком Запада» и в детстве поклялась разрушить, чтобы и пыли не осталось, зловещий коммунизм, положив на алтарь борьбы свою жизнь. «Я очень рано поняла, - писала Новодворская, - что самопожертвование и сакральная идея – стержень бытия».

В детстве от нее сторонились сверстники. Боялись, словно чумную. Повзрослев, мудрая Новодворская объясняла отверженность гениально: «рожденный свободным рождается и чужим». Она на равных говорила с взрослыми и не подчинялась советским школьным традициям, как, например, мыть класс, дежурить, пропуская важные уроки. Училась Валерия по университетским учебникам. Отличница. Давала списывать, но, как вспоминала, «с видом крайнего презрения».

В какой-нибудь Америке, куда Новодворскую постоянно посылали, словно на три известных русских буквы, Валерия могла сделать восхитительную карьеру политика или юриста, экономиста, в конце концов, общественного деятеля, встав в один ряд с мировыми величинами правозащитного движения. Чего там, и сейчас имя Новодворской перечисляют через запятую после Дмитрия Сахарова и Мартина Лютера Кинга. В Советском Союзе, прежде чем ее поняли, точнее, осмелились понять и принять, Новодворской, по сути, ангелу, пришлось пройти все круги ада.

В 15 лет Валерия явилась в военкомат и попросила отправить ее во Вьетнам. «Мне был глубоко безразличен вьетнамский социализм, но вьетнамцы, с моей точки зрения, были слабее». В 17 лет Новодворская прочла «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына и «эта книга решила все». «Теперь я знала, что буду делать всю оставшуюся жизнь. Решение было принято в 17 лет, и, если юный Ганнибал поклялся в ненависти к Риму, я поклялась в ненависти коммунизму, КГБ и СССР», - признавалась Новодворская.

Она сдержала клятву и в 19 лет в Кремлевском дворце съездов, где через двадцать лет проснется российская демократия и начнется сбываться мечта Новодворской, разбросает листовки с антисоветскими стишками собственного сочинения.

Спасибо, партия, тебе
За все, что предано и продано,
За опозоренную Родину
Спасибо, партия, тебе!

На Лубянке Новодворская сразу смело подписала себе приговор, высказав в лица чекистам все, что о них думает. «Лекция» 19-летней Леры продолжалась более часа и закончилась угрозой скорой революции. Чекисты обомлели вновь, когда Новодворская отказалась подчиняться солдафонским приказам и однажды, прямо в «Лефортово», устроили антисоветскую акцию - разбросала несколько листовок из туалетной бумаги.

В одиночной камере Новодворская несколько раз пыталась покончить с собой. Смерть казалась ей намного привлекательней, чем «принудительное лечение от инакомыслия». «У меня не было надежды ни на смерть, ни на жизнь». Два года, с 1970 по 1972, Валерия провела на лечении в психиатрической больнице в Казани. В 22 года ее, абсолютно поседевшую, выпустили на свободу.

На воле Лера продолжила тиражировать и распространять самиздат. В 27 лет окончила вечерний факультет иностранных языков Московского областного педагогического института имени Крупской. Работала переводчицей, стала частью диссидентской Москвы. Неоднократно арестовывалась, в ее доме проходили обыски, опять «лечили». В 1988 году Новодворская основала партию «Демократический Союз».

В последний раз Валерию Новодворскую арестовали за организацию несанкционированного пикета в сентябре 1990 года. Поместили в психиатрическую больницу, из которой Новодворская вышла сразу после провала путча, 23 августа 1991 года.

Новодворская стремительно влилась в ельцинскую эпоху и стала символом демократичных девяностых. Ее манера речи одних смешила, других гипнотизировала. Ее публицистические статьи, которые распространялись теперь без всякой цензуры и миллионными тиражами, находили сторонников, последователей. Новодворскую одинаково уважали и ненавидели, и она сознательно продолжала, как в детстве, держаться особняком от всех. Об одиночестве и личной жизни она говорила неохотно: «Я не встретила человека, который смог бы меня терпеть».

Мало кто знает, что кроме политики, Новодворская прекрасно разбиралась в русской литературе. Она сама была великолепным писателем, от текстов которой замирало сердце. Валерия Ильинична умела передать настроение, рассказать историю особым языком. Я хорошо помню цикл ее статей о советских писателях. Новодворская, точно мать, описывала непростую судьбу творца, переживала и лелеяла. Ее литературному стилю завидовали девяносто девять процентов здравствующих политиков и литераторов. Жаль, что Новодворская не писала романов, впрочем, вся ее короткая жизнь – сага, достойная попасть в школьные учебники.